Упрощенная HTML-версия
Андрей Деллос
...о возвращении Крыма
К
огда я был юн и неопытен, мне каза-
лось, что все люди на свете равны
в самом главном, а их националь-
ные отличия представляют главный
интерес в познании других культур,
основную прелесть путешествий, работы в дру-
гих странах и т. д. Но чем больше живу, тем
больше осознаю ту бездну, которая отделяет
нас от Европы и уж тем более от Америки.
И я не одинок: мои известные
и многоопытные соотечественники, повидавшие
все на своем веку, пребывали в состоянии
шока от настоящего «внедрения» в жизнь
Запада – именно от осознания этой бездны.
Как к этому относиться? До недавнего
времени мне казалось, что это здорово – мир
так разнообразен, и жить в нем поэтому
еще интереснее. Просто нужно преодолеть
естественное раздражение от мысли «ну почему
они такие идиоты?!» и осознать, что мы – такие
же идиоты для них. Конечно, есть счастливые
исключения – например, итальянцы. Но
есть и непробиваемые стены – для меня это
англосаксонское «так положено, потому что так
было всегда», а также шедевр: «я тебя люблю,
потому что…» И мое русское «а почему?»
американскому инспектору, требующему
врезать бетонный портал в старинное
деревянное панно, вызывает у него дикое
озлобление, а у меня – столь же дикое
отчаяние. Ясно, что при таком менталитете им
легко иметь демократию по-американски: никто
не задает вопросов. И если к каждому русскому
нужно приставлять отдельного жандарма,
то там человек рождается уже с жандармом
в голове. Даже интеллектуалы, высшее
общество, твои товарищи, которые вроде тебя
любят и понимают, в процессе вполне невинной
житейской беседы впадают в такой ступор от
твоих чисто русских неполиткорректных перлов,
что ты чувствуешь себя инопланетянином…
Последние мартовские события буквально
раскололи мир, и бездна между нами и ими
предстала уже без всяких элегантных
декораций. Присоединение Крыма стало,
вероятно, самым мощным и, наверное,
долгожданным потрясением последних
десятилетий, о котором подсознательно
мечтали наши люди. Дело в том, что я, как
и очень многие, крайне горевал о развале
СССР, но в те годы это горе сильно перевесило
пьянящее чувство свободы – это был
мощнейший укол анестезии, заглушивший
боль. Самой больной потерей из всех
был именно любимый Крым – наше самое
русское-русское, и для меня эта история была
предметом искренних огорчений. Возвращение
Крыма не просто гигантская историческая
победа – это победа для нашего самосознания.
Перестройка заставила нас разыгрывать из
себя капиталистов – в этом был кайф для всех,
говорили только о деньгах. Благосостояние
и его символы менялись, но в последние годы
все вдруг заснуло – исчезла цель, не стало
большой мечты. Вот на Западе работает
супермашина по предложению этих самых
мечт, а у нас с падением коммунизма, кроме
как заработать бабла, не осталось ничего
большого и человеческого. С возвращением
Крыма люди как будто проснулись в другой
стране – где есть место мечте, и только от
нас зависит, сможем ли мы использовать
этот шанс. Но вернемся опять к отношениям
с Западом: когда в России свершилось это
чудо, в полной мере разверзлась бездна
Дело в том, что я,
как и очень многие,
крайне горевал
о развале СССР, но в те
годы это горе сильно
перевесило пьянящее
чувство свободы –
это был мощнейший
укол анестезии,
заглушивший боль.
Самой больной потерей
из всех был именно
любимый Крым...
непонимания и конфронтации, с чудовищными
двойными стандартами и массовой промывкой
мозгов. Конечно, никто в мире истории
России не изучал и о референдуме в Крыму не
слышал – мы захватчики и баста. По уровню
русофобии мир сейчас вышел к временам
холодной войны, а для американцев мы, как
выясняется, и не переставали быть Советской
страной. Разница только в том, что уважение
и страх перед СССР сменились страхом
с оттенком презрения. Мы перестали быть
могучим врагом – и стали изгоями. Так что
нам все равно нечего терять: русофобская
волна достигла такого накала, что здесь все
уже бесполезно. Их крики не перекричать,
у них потрясающая идеологическая машина,
но нам все-таки стоило бы, наверное, создать
какой-то современный мощный инструмент для
объяснения западным людям, что же реально
происходит. В Париже я дошел до такого
раздражения, что постоянно ввязывался в
разъяснение ситуации с Крымом – начиная
с разборок в аптеке за углом и заканчивая
сенатом, куда меня занесло волей судьбы. Что
до представителей Америки, то вот вам еще
одна зарисовка их уровня: подхожу к новой
брассери «Пушкинъ» в Париже возле Place des
Vosges, вижу толпу разноперых американских
туристов, разглядывающих заведение, и,
приближаясь, слышу обрывок разговора:
«Смотри, и здесь есть наш
„
Кафе Пушкинъ
“
–
это мой любимый американский бренд в Нью-
Йорке»… И это не просто бред – это пример
чудовищной обработки того, что должно быть
мозгами. А истоки нового образа «русского
врага» – банальное отвлечение от глобального
кризиса, запугивание рядового человека.
Что нам теперь делать? Надеяться только на
себя – с Западом мы все равно в обозримом
будущем ближе не станем, да я и не думаю, что
у нас это вызовет чувство безнадежной утраты.
А все их рассуждения о том, как нас наказать
и публично высечь, сильно напоминают мне
пресловутую гоголевскую унтер-офицерскую
вдову: почему-то они готовы сами себя
обескровить во время кризиса ради непонятно
каких идей. Ясно одно: они реально ничего
о нас не знают и знать не хотят. И сколько
бы мы ни старались нести русскую культуру
в их западные массы, результаты все больше
расстраивают: меня, безусловно, очень радует,
что уже почти никто на Западе не спрашивает,
что такое «Кафе Пушкинъ», однако это чувство
сильно омрачается тем, что каждый раз
приходится объяснять, «что такое» Пушкин.
Давайте дождемся конца кризиса, может, тогда
и объясним.
66
PRIME
мнение
P R I M E t r a v e l l e r
м а й - и ю н ь